Я в полуночный листопад 

Входил как безпородный пёс,

И с неба мягкий виноград

Мне виноградарь долго нёс.

Его шаги, но не мои

Считал я эхом, отражением;

И было это поражение

Или отложенный вопрос.

Какая ты, моя Любовь?

(какой обыденный вопрос…)

Я был страстями пожираем,

Искал Её, где нет Её.

И в шаге был; и слава рая

Сияла траурным огнём.

(как отблеск вод: О Ней, о нём…)

Вдоль гулких хоров, чутких струн

Я замирая тихий шёл

И в сотнях отражений лун

Её для песни не нашёл…

Болванчик мягкий на столе,

Мне улыбался, хохотал,

А я худой как тот скелет

Зачем мне виноград не знал.

Я дикий пёс – мне мясо в пост.

Твердил, от жажды умирая,

Твердил, а сердце замирало,

Как будто рядом воду нёс

Уже не первый водонос.

Этот стих стал ответом и одновременно предисловием (потому что писался до и после) одной откровенной беседы о Боге и о Любви. Для большей ясности ещё добавлю, что «виноград» — это непрямая ссылка на притчу о злых виноградарях из Евангелия (Лк. 20: 9-16), «вода» — это ссылка на беседу Иисуса Христа с самарянкой (Евангелие от Иоанна 4: 1-42).